Жизнь одной из самых знаменитых поэтесс мира сплошная загадка для биографов, в которой невозможно отличить правду от вымысла. И это о женщине, которая почти никогда не покидала дом. Странную, хрупкую, неземную женщину безуспешно пытались вписать в тот или иной стереотип еще при жизни. Оказалось, что это невозможно, поскольку поэтесса соткана из противоречий. Тридцатилетнюю Эмили в родном Эмхерсте называли мифом, а ведь тогда никто понятия не имел о ее мистическом творчестве и не имел возможности прочитать ее поэзию. Она всю свою жизнь писала «в стол» и решилась опубликовать всего около десятка коро тких стихотворений из более полутора тысяч вышедших из-под ее пера. Еще в юности она стала местной знаменитостью не благодаря своим литературным заслугам, а потому, что не любила выходить из дома, встречать гостей, а со временем и вовсе отказалась покидать свою комнату. Из-за ее пристрастия к белым одеждам ее и вовсе стали считать не человеком, а призраком. Цветаева американской литературы, с такой же приверженностью к произвольным тире и заглавным буквам, с такой же эмоциональностью, скрывала свой дар и саму себя от общества.
Будущая основательница стиля модернизм в литературе родилась и прожила свою жизнь в маленьком даже по тем временам городке Эмхерст в Массачусетсе, примечательном только наличием в нем крупного гуманитарного колледжа с отменной репутацией. Семья ее была именитой, зажиточной и очень образованной, поэтому’ и воспитанию детей уделялось огромное внимание. Л тихая, послушная Эмили Элизабет была самой прилежной ученицей — старший брат Остин рос сорвиголовой, страстной,увлекающейся натурой, и ему сложно было усидеть на одном месте, а младшая сестра Лавиния оказалась слишком общительной и неусидчивой, чтобы ей поддался граниг науки. Поэтому соответствовать невозможно строгим требованиям амбициозного отца пришлось средней дочери.
К счастью, маленькую Эмили увлекали толстые пыльные книги, ведь с помощью классической литературы она познавала мир строгие пуританские нравы общества диктовали, что девочке не пристало интересоваться новостями, историей или политикой. То, что ее отец поощрял увлечение дочери чтением, казалось ей скорее привилегией, чем пыткой. И не было для Дикинсон дня счастливей, чем когда ей позволили учиться в школе, а потом и в семинарии. Она овладела несколькими иностранными языками, завоевала уважение и благосклонность преподавателей и выпустилась с отличием. Казалось бы, ей осталось только выйти замуж, родить детишек и жить счастливо… Но увы, простое человеческое счастье в ее судьбе было не предусмотрено. Да и, как свидетельствуют ее дневники и первые пробы пера, Эмили волновали совсем иные материи она была слишком далека от прагматизма, слишком увлечена вопросами жизни и смерти, любви, вечности, души. И все ее поэтические творения лишь мимолетные наброски, вырванные из контекста фи л ософствован ия, как камешки гальки на морском побережье, по отдельности не слишком примечательные, но вместе производящие ошеломляющее впечатление. Их простота и в то же время таинственность объясняются тем, что писала Эмили для себя и в письме другу отмечала: «Стихам читатель не нужен». Возможно, в этом корень и ее необъяснимой авторской пунктуации, и произвольной стилистики, которая так не нравилась редакторам и издателям ее эпохи, подтвердить или опровергнуть что-либо невозможно. Стихи Дикинсон остаются загадкой для критиков. Но помимо секретов своего творчества Эмили хранила и множество личных тайн, собственных и семейных.
Эмили каждый раз влюблялась отчаянно и страстно, не скрывая чувств от избрашшков. Ее возлюбленные неизвестны, но девушка часто упоминала, что ее сердце было разбито дважды: по одной из версий биографов, не холодностью возлюбленных, а строгим запретом отца. Согласно этой теории патриарх семейства Эдвард Дикинсон не спешил выдать дочерей замуж, казалось, он вообще не хочет отпускать их от себя. И обожающая отца дочь подчинилась его требованиям, заперевшись в семейном имении, а потом и в собственной комнате.Есть и альтернативное мнение: Эмили сама приняла решение отстраниться от общества из-за тяжелой болезни. Еще в детстве родители возили девочку в Бостон на консультацию к врачам, а потом регулярно, до самой смерти поэтессы, семья покупала глицерин в аптеке. Этот рецептурный препарат тогда считался лучшим лекарством от эпилепсии, постыдной болезни, которую врачи ассоциировали с психическими расстройствами и «нечистотой духа». Весьма вероятно, что семья не хотела запятнать репутацию позорной хворью и решила проблему тем, что скрыла девочку от глаз посторонних. И именно поэтому великая поэтесса оказалась заперта на чердаке поместья большую часть своей жизни.
Но затворничество не означало одиночество в 1856 году старший брат Остин женился на Сьюзен Гилберт, лучшей подруге Эмили со школьной скамьи, и построил домик по соседству; чтобы быть рядом с семьей. Женщины были неразлучны, а для поэтессы эта дружба стала едва ли не смыслом существования. Сью навещала поместье Дикинсон при каждой возможности, а когда ей это не удавалось, Эмили, изнывая от тоски, писала длинные письма соседке, не всегда связные, похожие на монолог о мыслях, которые приходили ей в голову за день. За свою жизнь она написала больше полусотни писем, адресованных Сью. Во многих были стихотворные строки, выдающие сердечные переживания и страсти, бушующие в мятежной душе Эмили. Строки «Любовь это всё, и это всё, что мы знаем о ней» были написаны женщиной, уже несколько лет не пересекавшей границ отцовского имения.
К двадцати пяти годам переписка стала основной формой контакта Эмили с внешним миром подражая сказочной принцессе, запертой в башне злой ведьмой, она иногда спускала из окна на веревке корзинку с булочками, испеченными для племянников, и десятками писем. А адресатов было великое множество…В переписке с Дикинсон состояли лучшие умы Америки середины девятнадцатого века Ральф Уолдо Эмерсон, известный американский мыслитель и писатель, даже навещал семью с целью встретиться с поэтессой лично. Но самый интересный ее роман в письмах, и самый плодотворный, не считая переписки со Сьюзан Гилберт, продлился 24 года. В 1862 году Эмили прочла статью, как опубликоваться тем, кто мечтает стать писателем. Автором заметки был Томас Уэнтворт Хиггинсон, философ и литературный критик, писавший о спорных вопросах современности: о правах женщин, о рабстве, о демократии. В самый разгар жуткой, кровопролитной гражданской войны, среди множества писем, которые приходили на его имя в редакцию, активист однажды заметил одно, со странной надписью на конверте: «Если вы не слишком заняты, скажите, живой ли мой Стих?» Внутри было четыре поэтических откровения, поражающих глубиной.Лично они встретятся всего дваягды, и Томас потом признается, что никто никогда «не лишал его спокойствия с такой силой». Их активная переписка продлится до последних дней поэтессы. Эта дружба станет отдушиной для Эмили в тяжелейший период в ее жизни.
После того как все попытки построигь личное счастье были оставлены, Дикинсон всю себя посвятила семье брата она нянчилась с племянниками, консультировалась со Сью по поводу творчества. Тем сильнее для нее стал удар Остин полюбил другую женщину и даже не пытался скрыть от близких их роман. Мейбл Лумис Тодд ураганом ворвалась в размеренную жизнь Эмили она была коварной разлучницей, которая разрушила брак лучшей подруги, но и неземным ангелом, которого боготворил ее страстный, порывистый брат.Так в доме Дикинсон воцарился еще один призрак не слишкомто тайная любовная связь, упоминать которую боялись, но игнорировать не могли. Домашние жили в постоянном напряжении от малейшей искры мог вспыхнуть скандал, слуги перешептывались за их спинами. Все внимание было приковано к Остину, Мейбл и Сью… и никто не заметил, что Эмили сгорала от болезни. Пока не стало слишком поздно.Всего за несколько лет смерть забрала у нее самых близких любимую горничную, затем мать, младшего племянника… Поэтесса решила скрыть от семьи, что больна. Только после ее смерти, 15 мая 1886 года, было обнаружено, что Дикинсон два с половиной года страдала хроническим нефритом.Выполняя обещание, данное сестре, Лавиния Дикинсон сожгла всю переписку, которую та хранила дома. Но в закрытом ларце вдруг обнаружила десятки тетрадей, исписашіьіе мелким почерком. Домашние знали, что Эмили иногда записывала свои мысли в стихотворной форме, но даже не догадывались, какое наследие им оставила эта загадочная затворница на пожелтевших страницах, переложенных собранным в саду гербарием.