Каролина Павлова — русская поэтесса

Каролина Карловна Павлова (урождённая Яниш; 1807—1893) — русская поэтесса.

Невеста Адама Мицкевича, хозяйка популярного в Москве литературного салона, талантливая поэтесса и переводчик Каролина Яниш так никогда и не призналась себе в том, что была гонима и предана теми, кого действи­тельно любила.

Двери салона Зинаиды Волконской, одного из самых знаменитых в Москве, были открыты не только для знаменитостей — Пушки­на, Дельвига, Вяземского, Баратын­ского, но и для молодежи, еще не ус­певшей прославиться. В 1825 году на вечерах Волконской появилась во­семнадцатилетняя барышня по име­ни Каролина Яниш — дочь профессо­ра медико-хирургической академии, обрусевшего немца Карла Яниша. Она не блистала красотой, не умела вести изящную беседу, зато свободно владела несколькими иностранными языками, много читала, переводила стихи и прозу, сочиняла сама.

«Любви счастливое мгновенье»

Посещение салона Волконской стало для Каролины Яниш первым выхо­дом в свет. Невозможно передать, что творилось в душе восторженной барышни, которой посчастливилось увидеть своих кумиров воочию. Один из них, польский поэт Адам Мицкевич, вскоре всецело завладел ее вниманием. Он был красив, знаме­нит, окружен романтическим орео­лом изгнанника — настоящий герой приключенческого романа. Кароли­на влюбилась в него без памяти, но не обольщалась на свой счет: в сало­не, куда съезжались все московские красавицы, ее шансы на успех были чрезвычайно малы.

Узнав о том, что поэт дает уроки польского, Каролина тут же объяви­ла о своем желании изучать еще один иностранный язык, и вскоре Мицке­вич стал посещать дом Янишей. Не­известно, как развивались отноше­ния учителя и ученицы, но однажды Мицкевич сделал ей предложение. Этот день Каролина до глубокой ста­рости считала самым счастливым в своей жизни.

Добропорядочные немцы Яниши пришли в ужас от одной мысли о браке обожаемой дочери с челове­ком, который был на дурном счету у правительства — из Польши Мицке­вича выслали за участие в нацио­нально-освободительном движе­нии. Богатый дядюшка Каролины немедля объявил: если свадьба со­стоится, он тут же лишит племянни­цу наследства. Невесту это известие нисколько не огорчило, а жених… как будто даже обрадовался представившейся возможности пойти на попятную. Кто знает, может быть, не зря злые языки говорили о том, что дядюшкино наследство с самого на­чала играло в этой истории немало­важную роль. Не исключено, что Мицкевич просто не хотел достав­лять неприятности своей невесте. Тем не менее, у него не хватило духа прямо сказать Каролине, что между ними все кончено, и, избежав встре­чи с ней, он покинул Петербург. Че­рез девять месяцев измученная его молчанием Каролина решилась на­писать сама. «Я не могу дальше выносить столь продолжительной не­известности. Надеюсь, ты, так или иначе, решишь мою судьбу. Что бы ни случилось, душа моя принадле­жит тебе одному. Если же мне сужде­но жить не для тебя, то жизнь моя похоронена, но и это я снесу безро­потно».

Получив письмо, Мицкевич не­медля вернулся в Москву, но свида­ние, о котором так мечтала Яниш, оказалось прощальным — поэт поки­дал Россию и свою бывшую невесту. Вскоре Каролина снова написала ему: «Привет тебе, мой милый! Еще раз благодарю за все, за твою любовь, за дружбу. Я дала клятву, что постара­юсь быть достойной этой любви; ни­когда не подумай, чтобы я могла на­рушить эту клятву. Что бы ни случи­лось в будущем, жизнь моя для меня будет приятной; я часто буду искать в глубине своего сердца драгоценные воспоминания о тебе, с радостью бу­ду перебирать их, потому что все они для меня — алмаз чистой воды». Так впервые проявилась ее способность замыкаться в выдуманном мире и полностью игнорировать реальное положение дел. Даже самой себе Ка­ролина не признавалась в том, что тот, кого она самозабвенно любила, ее просто предал. Мицкевич, по-ви­димому, был искренне тронут пись­мом Каролины и тем не менее никог­да больше не встречался с ней.

Богатая невеста

Вскоре Россию покинула и княгиня Волконская. Салон, который так лю­била Яниш, закрылся, и Каролина ос­талась одна — со своими думами, кни­гами и стихами. Она переводила со­чинения русских писателей на не­мецкий и французский и все больше писала сама. Как женщина Каролина не привлекала к себе внимания, как поэтессу и переводчицу ее заметили и оценили довольно быстро. Она ста­ла общаться с Баратынским, Языко­вым, Вяземским, поклонником ее та­ланта был известный немецкий уче­ный Александр фон Гумбольдт. Творчество Каролины высоко оце­нил великий Гете — Яниш всю жизнь хранила, как драгоценную реликвию, его ласковые письма.

Каролине исполнилось 29. Каза­лось, она уже смирилась с судьбой старой девы, как вдруг неожиданно умер богатый дядя, и Яниш, унасле­довав его состояние, стала богатой невестой. Вскоре появился и жених.

Николай Филиппович Павлов со­чинял романсы, которые пользова­лись в Москве большой популярнос­тью, но настоящий успех ему при­несла книга «Три повести». Правда, Николай I нашел в описании судеб крепостных «много неприличных мест» и запретил переиздание книги, но Павлов уже стал знаменит. Он не был похож на романтического героя, но в глазах Каролины, по всей види­мости, выглядел отважным защит­ником униженных и оскорбленных. Стереотип сработал. Известие о предстоящей свадьбе Павлова и Яниш всех застало врасплох. Друзья Павлова были уверены, что это брак по расчету, сам Николай Филиппо­вич говорил уклончиво, что женится «не из денег, но и не без денег».

Став замужней дамой, Каролина первым делом осуществила свою давнишнюю мечту: открыла салон. В роскошном особняке на Рождествен­ском бульваре собирался весь цвет литературной Москвы: Фет, Полонский, Герцен, Тургенев, братья Аксаковы. Здесь все  проходило, как когда-то у Зинаиды Волконской, только в высшей степени чинно и серьезно,  без смеха, шутки, экспромта… Вот что вспоминал о салоне Павловых один из его посети­телей: «На литератур­ных вечерах читались непременно ее произве­дения. А сама Каролина Карловна сидела в это время на особом высоком кресле с подножием в виде лодочки, что­бы никто не мог ее побеспокоить…»

Волконская была предметом обо­жания и поклонения, над Павловой насмехались и писали эпиграммы. Почему? Ответить на этот вопрос очень сложно. Один из знакомых Павловых, князь Черкасский, как-то проговорился: «Мне противны женщины, которые из ума своего делают что-то вроде ремесла, как Каролина Карловна». Если бы разговоры «об умном» вела прелестная кокетка, она, скорее всего, не раздражала бы обще­ство так сильно, как Каролина, начис­то лишенная женского обаяния. Не стоит забывать и о профессиональ­ной ревности: ее стихи были очень популярны и в России, и за границей. Вдобавок ко всему она не умела и не хотела слушать — ее интересовали только собственные переживания и творчество. Цензор Никитенко писал о Павловой так: «Вообще особа эта — госпожа крайне напыщенная. Она не без дарования, но страшно надоедает своей болтовней и навязчивостью. К тому же единственный предмет ее разговоров — это она сама, ее авторст­во, стихи». Происхождение тоже ста­вилось Каролине в вину: чем больше она писала о своей любви к России, тем чаще ее называли чопорной, на­дутой немкой.

«Беззащитна и одна»

Каролине казалось, что она наконец-то осуществила свою мечту о литера­турном салоне, но это был лишь оче­редной самообман. Как и мечты о большом патриархальном доме, где жена следует советам мужа. В дей­ствительности все было наоборот. Каролина, не привыкшая прислуши­ваться к чужому мнению, играла в се­мье первую скрипку. Павлова же сти­хи жены раздражали — ему не нрави­лось, что они привлекают внимание больше, чем его сочинения. Да и «браком, — как писала Каролина в од­ном из своих стихотворений, — он стеснялся мало».

В доме Павловых жила бедная родственница Евгения Танненберг. Каролина целыми днями беседовала с ней об искусстве и была счастлива, обретя, как ей думалось, родствен­ную душу. Увы, это был еще один са­мообман: Танненберг была любов­ницей Павлова, но Каролина продол­жала пребывать в счастливом неведе­нии до тех пор, пока изменения в фи­гуре ее компаньонки не стали бро­саться в глаза. Вскоре Танненберг пришлось переехать на другую квар­тиру. У Павлова оказалось две семьи, причем во второй — один за другим родились трое детей. Каролина, разо­чаровавшаяся в идее семьи и брака, написала роман в стихах «Двойная жизнь», посвятив его «немым сест­рам души, Психеям, лишенным кры­льев». Замужество героини в конце романа было далеко от хэппи-энда: «…так иди ж, по приговору, безза­щитна и одна».

На этом беды Каролины не кон­чились. Выяснилось, что Павлов — страстный картежник: собственно, это было известно давно, еще Пуш­кин писал в свое время одному из друзей: «С Павловым не играй». Но Каролина обо всем узнала послед­ней, когда почти все ее состояние бы­ло проиграно. Она совершенно рас­терялась, и тут кто-то посоветовал ей обратиться за помощью к все­сильному московскому генерал-гу­бернатору Арсению Закревскому, не питавшему к Павлову теплых чувств. Генерал не упустил представившейся возможности: у Павлова произвели обыск — под предлогом поиска крапленых карт, посадили «в яму» за долги, а потом выслали в Пермь. Ни для кого из московских знакомых не было секретом, что Павлов фактически ограбил жену и сына, однако, по мнению общества, это были вполне допустимые муж­ские грешки. Поведение Павлова не одобряли, но были готовы простить, а вот привлечение московских влас­тей к решению семейных проблем казалось чудовищной подлостью. Всеобщая нелюбовь к Каролине об­рела реальную почву.

Побег

Жизнь Павловой в Москве стала аб­солютно невыносимой. Она уехала, а точнее, сбежала — сначала в Петер­бург, потом за границу: побывала в Италии, Швейцарии, Константино­поле. Приехав в Берлин, она встрети­лась со своим старым знакомым Александром фон Гумбольдтом. «Согласитесь, сударыня, — сказал он при встрече, — что я любезен: я ждал Вас 30 лет. Другой на моем месте дав­но бы умер».

Каролина поселилась в Дрездене. Посетивший ее Иван Сергеевич Ак­саков так описывал ее германскую жизнь: «…живет она своими трудами, сделав себе строгий бюджет, и выра­батывает в год 1000 талеров. Разуме­ется, только в Дрездене можно суще­ствовать порядочной женщине на та­кие деньги: хорошо одеваться, держать тепло в комнате, доставлять се­бе удовольствие театра, концертов, лекций, но не иметь ни шубы, ни экипажа, а бегать пешком, как здесь все делают. В запасе у нее ни гроша. Но она совершенно вошла в жизнь немецкую, в цех литературный: со­чиняет стихи, участвует в разных здешних из­даниях, написала комедийку в двух дейст­виях, которую играли с успехом во многих театрах».

Сочинения Павло­вой пользовались в Германии большим успехом, но жила она очень замкнуто и одиноко. Самым важным событием дрезденского периода своей жизни Каролина считала зна­комство с графом Алексеем Констан­тиновичем Толстым — она занялась переводами его сочинений на немец­кий язык. И сам автор, и читатели на­зывали ее работу образцовой. В од­ном из писем Толстой цитировал собственное стихотворение по-не­мецки и объяснял адресату: «Я вам пишу перевод Каролины, потому что безо всякой фальшивой скромности забыл подлинник». Встретив в Карлсбаде великую княгиню Елену Пав­ловну, Толстой обратился к ней с просьбой назначить Каролине, как русской поэтессе, пенсию. Просьба была выполнена.

Каролина пережила всех любимых когда-то мужчин: Мицкевича, Павло­ва, Толстого, даже собственного сына. В России ее считали давно умершей, но Яниш была жива, только все чаще и чаще погружалась в прошлое. Она не вспоминала о неудачном замужест­ве, об обидах, нанесенных в Москве, мысли ее были только о Мицкевиче. В 1890 году она писала сыну поэта, Вла­диславу: «Воспоминание об этой люб­ви и доселе является счастьем для ме­ня. Я люблю его, не переставала лю­бить все это время. Он мой, как был моим когда-то». Разумеется, это опять был самообман: Мицкевич никогда не принадлежал Каролине. Но какое это могло иметь значение? Некому, да и незачем было ее разоблачать. Это бы­ла последняя иллюзия Каролины, единственная из многих, которую судьба не смогла у нее отнять.